Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов

Стороны, естественно, остались на своих позициях. Стоило Бевину на следующий день заикнуться о «новых охотниках до старого империализма», как он получил от Молотова длинную отповедь, в которой сравнил британского министра с «поджигателем войны Черчиллем».

Достаточно быстро удалось договориться по вопросу о границе между Венгрией и Румынией: 7 мая были аннулированы решения Венского арбитража, вся Трансильвания возвращалась Румынии[897]. Далее речь пошла о демилитаризации Германии. Молотов рассказывал: «Франция вновь настаивала на отделении от Германии Рурской, Рейнской и Саарской областей, но обсуждение этого вопроса на парижской сессии не развернулось»[898]. Советская делегация отстаивала сохранение Германии как «единого, демократического и миролюбивого государства», выступала против ее расчленения[899].

Дискуссии по колониальному вопросу нарком описывал следующим образом: «На Парижском совещании был изложен британский проект, по которому почти все итальянские колонии должны были фактически перейти под контроль Англии. Колониальная империя Великобритании получила бы новое расширение своих прав в Северной и Северо-Восточной Африке«[900]. Молотов предложил формулу совместной союзноитальянской опеки, при которой руководитель администрации назначался бы страной-союзницей (применительно к Трипо-литании — Советским Союзом), а его заместитель — Италией. Инструкция Бирнса по этому вопросу предусматривала «послать русских к черту».

Репарационный вопрос буксовал. Молотов возмущался тем, что «мы уже не первый раз встречаемся с таким положением, когда представители стран, не испытавших вторжения врага на свою территорию, подходят к этому вопросу не так, как Советский Союз. Это служило бы только новым подтверждением правильности русской поговорки, что “сытый голодного не разумеет”. Между тем, известно из официальных заявлений в итальянской печати о тех громадных суммах оккупационных расходов, которые несет Италия в пользу Англии и США»[901].

16 мая министры договорились сделать перерыв в заседании, чтобы продолжить его через месяц. Молотов подвел итоги уже проделанной работы: «Подготовку мирных договоров для Румынии, Болгарии, Венгрии и Финляндии, за исключением экономических статей, можно считать в основном законченной… В отношении мирного договора с Италией дело обстоит значительно сложнее. Здесь выявились разногласия по ряду основных вопросов, как, например, по вопросу о репарациях, по вопросу о судьбе бывших итальянских колоний, по вопросу об итало-югославской границе и судьбе Триеста и по некоторым другим»[902].

Перерыв в Парижской конференции был использован Сталиным и Молотовым для работы с союзными странами. Советские руководители выступали в роли демиургов, а порой — политических технологов. При этом — никаких даже намеков на форсированную большевизацию. 22 мая Молотов принимал чехословацкого посла Горака, который умолял помочь «принять решительные меры против банд бандеровцев, действующих в Восточной Словакии». Кроме того, Прага никак не могла определиться с границей с Польшей[903]. Советское правительство обратится со специальными посланиями к Варшаве и Праге по вопросу об урегулировании польско-чехословацких отношений и заключения договора о дружбе и взаимопомощи. И куда бы они делись?!

23 мая Сталин и Молотов приняли польскую делегацию под руководством Берута и Осубка-Моравского. Что делать с Миколайчиком и его Крестьянской партией, которая при англо-американской поддержке активно набирала сторонников и сплачивала все антиправительственные силы, в том числе действовавшие в подполье, в лесах и в эмиграции? От ряда участников встречи звучали призывы изолировать Миколайчика и укрепить диктатуру пролетариата. На что Сталин заметил:

— В Польше нет диктатуры пролетариата, и она там не нужна. По сути дела, сейчас нет диктатуры пролетариата и в СССР[904].

27 мая в Москву прибыла югославская делегация во главе с Тито и Ранковичем. Центральным был вопрос о возможной федерации Югославии, Болгарии и Албании. Сталин счел ее создание преждевременным. В те дни на Ближней даче Сталин и Молотов обговорили с Тито и Димитровым создание новой информационной структуры коммунистического движения, которая придет на смену Коминтерну — Коминформа.

Во время визита югославов умер Михаил Калинин. 5 июня много официальных лиц со всего мира находились на Красной площади, где шла церемония похорон. Но только Тито оказался на Мавзолее рядом со Сталиным и Молотовым. Именно югославского руководителя стали в тот момент рассматривать как самую влиятельную фигуру мирового комдвижения[905].

Второй раунд Парижской конференции СМИД занял почти месяц — с 15 июня по 12 июля. Это не позволило Молотову стать свидетелем окончания школы дочерью. Он писал супруге: «Поздравляю тебя, Полинька, с блестящим окончанием школы Светланой и с награждением ее золотой медалью. Это — хорошая награда и за твои труды и заботы»[906]. Не обошлось без обмена взаимными поздравлениями и благодарностями с учителями: «Директору школы Моисеенко. Благодарю Вас и Педагогический совет за теплое поздравление по поводу окончания школы Светланой и присуждения ей золотой медали. В особенности благодарю учителей, которые сделали много хорошего для достижения этого прекрасного результата и для всех учащихся Вашей школы. Молотов»[907]. Светлана имела твердое намерение поступить в МГИМО. Девушек туда не принимали. Но с 1946 года стали — как раз ради того, чтобы она осуществила свою мечту.

В Париже наметились некоторые подвижки. Бирнс и Бевин согласились рассматривать в качестве основы для переговоров «французскую линию» итало-югославской границы, которая была наименее антиюгославской из всех западных предложений, а также сделать порт Триеста международным. Молотов согласился с предложением Парижа передать бывшие итальянские колонии под опеку Италии, увязывая это с уступкой по Триесту, на который претендовала Югославия. Но именно по этому вопросу западные партнеры заняли непримиримую позицию.

— США не намерены согласиться на передачу Югославии Триеста, где 75 процентов населения составляют итальянцы, — заявил Бирнс.

— Италия располагает десятками таких портов, как Триест. Ее интересы в Триесте будут обеспечены международными гарантиями. Для Югославии же Триест будет единственным портом, так как Фиуме и Поло полностью разрушены. Что касается итальянского населения Триеста, то следует помнить о том, что Муссолини, преследуя цель создания плацдарма на Балканах, искусственно заселял Триест и другие порты Юлийской Крайны итальянцами… Нельзя ставить Югославию, нашего союзника, столь тяжело пострадавшего в войне, на одну доску с Италией, которая в первой половине войны сражалась против союзников[908], — настаивал Молотов.

Похоже, Сталин почувствовал, что возможность уступок с западной стороны исчерпана. «Я думаю, — писал наркому “Дружков”, как Сталин тогда шифровался, — что не стоит срывать Парижское совещание министров из-за вопроса о Триесте»[909]. Молотов получил две-три резервные позиции по статусу Триеста и несколько дней по очереди пытался согласовать их. Отступление удалось остановить на последней позиции. 2 июля Молотов